Межгосударство. Том 2 - Сергей Изуверов

В глаза бросается поляна, кругом уже не знающего как изгалиться костра, подвешен котел-копоть с кипящим, трое джентльменов в одинаковых клетчатых и серых котелках. Лапсердаки и рейтузы в красно-чёрную клетку, через зады сливались с природой, рассчитывая, заползёт ангиостомид или олигодон покороче, на нос ночной коконопряд. На уполовиненной ходуле сколько могла бесшумно в наибольшую, притаившись за раскидистым оноклеи, принимать звуковые волны. Отчего же ты сжалился над ней, и не дал умереть своей смертью? Да какая жалость, так, прихоть художника смерти. Не мог ждать, когда она издохнет. Неизвестно сколько сил, а у нас сам знаешь, вечерняя поверка. Зачем тебе было ждать? Так должен же я был распилить ей голову. Вот ты и попался. На живую она крепче, что ли? Ну помучилась бы, что ж такого? А ты сперва облагодетельствовал сердце. Ха-ха-ха. Верно ты его уел. Сжалился, ха-ха-ха. Давеча трёх до смерти затоптал, а тут сжалился. Но тогда иные обстоятельства. Вот ты попался и второй ногой. Вывод: стариков и старух тебе жалко. Ну жалко малость и в чём переадресация? Я помню собственных, которые кое-что претерпели дожив до сотни. Осмелюсь заметить, что если у человека есть бабка и уж наипаче дед, вовсе не мудрено, что они пребывают в почтенном. Ха-ха-ха. Ловко ты, Нет ну каков нахал, Какого быстрого нашёлся подбрил. Ты, Больной но не весь, с каких пор у нас больной? – Нет ну каков нахал. Сколько не думал над этим, всякий раз выходит, что с рождения. А почему же? Родители нездоровы были? Да нет, здоровые родители. Я, вероятно, здоровей и не видывал. Понимаю, только ты у них больным получился. Да что я, ты возьми в рассмотрение братца. Да уж, братец у тебя был что надо. Только зачем ты его ночью палкой своей забил, по сию пору мне невдомёк. А чтоб он, очко надутое, на чужое добро пасть свою не разевал. Я барышню выкрал, а он с ней любезничает. Разве тебе жалко? Всё равно бы померла не под тобой, так под ним. Выходит, что жалко. А отчего это мне не должно быть жалко? Я разрабатывал план похищения, а он любезничает. Видишь, Нет ну каков нахал, и Больному но не всему жалко бывает. Ты, Какой быстрый нашёлся, не при тут на меня со своими изворотами, мне не так жалко, как тебе. И вправду, не так ему жалко, Нет ну каков нахал. Ему жалко по-хорошему. Из такой жалости расцветают букеты в честь Венеры. А из твоей, Какой быстрый нашёлся, только праздник легавым. Виноват, Нет ну каков нахал, понимаю, что виноват. Давлю в себе, а всё равно лезет. Прочих во всех смыслах нисколько, а если какого-то старика убивать, так рука не поднимается без мотивационного домкрата. Ведь он же жил, силы тратил, старался, карабкался, а я его тростью по голове. Трость, в первый палкой, у каждого из своя. На одно лицо, из в тон маскарадам гофера, с харалуговыми, румбы и смертоносны (это только со временем). Смычки одесную, в случае чего пущены в с превосходным. Виноват, так мы измыслим наказание, Нет ну каков нахал, но с умом, многозначительно вверх палец, прощупав подбрюшье окрестного кислорода. Будет и кара, и перевоспитание ценностей в едином котле. Тут как раз и случай. Ведомо ли вам, бедные мои друзья, что нас с вами самым бессовестным образом? Подло, скрытно и вероломно, в лучших традициях гомеровских циклопов. Нет ну каков нахал не оборачиваясь, сохраняя прежнюю, совокупил трость с воздухом, тупым концом по адресу куста, устроилась Герда. Не успела даже разгерметизироваться, в лоб несоразмерно со лбом тяжёлое, из глаз легкомысленные зачатки, осознание происходящего оставило. Пала в темноту лесного полога, пригодную для идей фикс и семенной жидкости. Очнулась не видя ничего кроме двух-трёх выходов из создавшегося. Обозрению прочего мешковина, помещена, ворованная с левады рамбулье, собирательный капиталистического цилиндра. Смердело соответственно. Лишившись зрения, оставалось лишь, вот и принялась. Лет ей, как я мыслю, очень и очень, Нет ну каков нахал. Старая как само время, я и не подозревал, такая старая может быть. Так что тебе, Какой быстрый нашёлся, в самый. Если ты одноногую убьёшь, прочие старики будут казаться тебе младенцами или в крайнем случае юношами. Этой столько лет, что так цепляющая тебя кинетическая энергия зашкаливает. Ладно, Нет ну каков нахал, знаю я, что так будет лучше, только давай уже после дозаправки я её пристукну. Вот уж верно. У нас там всё, как будто, подоспело. Жрать охота. Ну уж дудки. Забьёшь старуху, тогда и станем угождать внутрь. Чтоб все сегодняшние были окончены. А то мне никакого счастья не доставит, а ведь я тоже мешал. Услыхала противоестественный шум. Донёсся не спереди, фобурдоны джентльменов, с правой света, с куст папоротника, при всех расчетах не стал имманентным равелином. Чем в то, Готлиб, была готова, на геликоптеры древних греков шли отрезанные уши африканских тумбослонов. На предмет ловкости Гримо не питала, хотя иной была склонна, вспомнить помянутый цистоптерисный равелин. В случае (а он, как понятно, постучал в) если её джентльмены врасплох, рохлю сгребут вернее неверного. Вот бы Готлиб, ещё. За годы торговли останками святой инквизиции, вылезал из колетов и схулов, протискивался через дуплини и во многие эхопутаницы (отчего-то профессора и приват-доценты полагают, осталось мало-во-плоти), драться будто свора трезвых викингов с видной через кожаные штаны опалесценцией, когда-нибудь беспременно явятся и поберут, и врать, подворачивался случай, единственный при рождении, превосходно. Такого враля как, разобраться, не осознанно не встречала, если и (допустим на это место мог Изамбард), так славно, всё приняла за чистую (сомневалась даже в прификсе на валежник, сама назначала). Засел в лоховине неподалёку от старухи, джентльмены резко переменили. Что-то долго сегодня. Мозги у той леди густые, вот никак не разварятся. Ты, Какой быстрый нашёлся, откуда её взял? Из книжного хранилища она. Я к ней два дня присматривался, чуть абонемент не получил. Из хранилища, ха-ха-ха, вот я и говорю, мозги дюже жёсткие, сколько книжек поглотила через чтение. Так радуйся, Больной но не весь, сам умнее станешь, а то и вовсе выздоровеешь. Ну так что, достаём бабку, Какой быстрый нашёлся ей голову мозжит, в самый раз и похлёбка подоспеет. Не поверите, вы мне не поверите, друзья, но подле нас снова оказался, помолчав, прислушавшись, Нет ну каков нахал. Прячется под тем же злополучным, что же сегодня за нашествие такое? Покажись нам, вероломный шпион, не то придётся извлекать тебя самому. Папоротник зашевелился, Гримоостолоп на поляну. Нда, этот не столь стар, его я, пожалуй, и сам убью. Зачем ты подслушивал нас, сообщи перед смертью? Я вас не слушал, слишком много бреда, спокойный ответ. Я искал среди вас старуху. Она пошла сюда и не возвратилась. Так старушка тоже твоя знакомица? Так она у нас вот. Вон, в мешке отдыхает. Мы как раз собирались. На это ничего. А много вас таких у поляны кружит? Нет. Хотелось бы знать точное число, поскольку в вас угадывается человек с образованием. Скажите, любезнейший, не знаете ли вы, раз уж вы здесь, как открывается карта? Что-что открывается, карта, вы говорите? Уж не знаю, о какой карте идёт речь. Об игральной разве что? Так переворачивайте её к низу рубашкой, к верху картинкой, вот вам и откроется. Карта, значится реинкарнационный через земли. Как её открывать, вы не знаете? Как её, не знаю. А куда ведёт сказанный? Не к сокровищам ли? К сокровищу, не задумываясь о вопросах понятийности в феноменологических интерпретациях (а тут впору говорить о соцреляционизме). Джентльмен вообразил вроде гроулеры золота (столь распространено, не действует банальность) и драгоценных (разнообразны и оттого универсальны). Пожалуй, убивать вас мы повременим. Давайте поговорим об этом сокровище. Большую ли оно имеет ценность? Очень большую. Великолепно, получившееся признано мною удачным, а где, вы говорите, помещена эта карта? Герда её с собой. Она ведь её. Герда это… – Нет ну каков нахал со всем доступным вероломством индивидуализировал мешок. Да, так зовут старуху. Сильные руки обольстителя установили вдоль дерева и развязали. Диспозиция. Гримо по левую, по правую Больной но не весь, за костром Какой быстрый нашёлся, Нет ну каков нахал застыл перешагивая через, с любопытством взирая и поигрывал универсальной в постижимости. Когда махну рукой, сделай так, чтоб они хоть на сколько-нибудь вылупили бесплодно, позади Герды невесомый. А кто это там у нас ещё объявился? – себя ждать Нет ну каков нахал, страдает хоть кто-то харпаксофобией в этой окрестности? А это я, вот хожу здесь… грибник, одним словом, в круг света. И много ль насобирал? Да ни одного. Все будто под землю утянуло. Вы, стало быть, из одной шайки (хотя сам с теми двумя был из одной шайки)? В нашей карте они балбесы, Гримо, после чего обернулся к Герде. Так вот, о вашей карте, Нет ну каков нахал, ба, давай, предъявляй. Да хер тебе, у меня шишка, мокрая от пота старуха. Мысленно готовилась, велел Готлиб, ещё к некоторым вроде марьяжа дочери и последнего пути, это сугубо мысленно. Не зря в паспорте эристиковедьмой, для могущественного телекинеза требовались многие, здесь требовались немногие. Наковыряла из ворованных фейерверков, ногти всегда при ней. Может до той степени, руки устанут тереть глаза и до степени когда период полового созревания сына останется незамеченным. Вкралась корреляционная загвоздка, изложена далее: не переходящее во взрыв горение параллельными слоями ослепит всех кто есть на. Тогда глаза зажмурьте. Как же мы взглянем на карту, когда зажмурим глаза и как мы можем знать, что вы настолько благонадёжны? Или вы это… поздно сообразил, мозгляк. Махнул, резко своей. Заполнился крупицами порошка. Трость Нет ну какого нахала в Готлиба со стороны пирамиды, Герда одним заскорузлым о другой, нестационарная форма искры. Стояла зажмуренной, приготовила лоб, вспыхнуло. Ярко, чрез зажмуренные резануло по, а уж как резануло по ушам. Ни хрипов, ни чмокающего, где-то далеко сзади, нечто о нечто. Значит Готлиб, прохвостливый варёный репей, сумел, угодила во что угодно (будто кроме деревьев ещё проходила Всемирный паноптикум и строился Бостонский маяк), не в его бесценную. Жалюзнула одно веко, на всякий отскочила в катет от ближнего, пригнулась, полагая, совершено своевременно. Все предосторожности напрасны, ослепление не хуже чем Василию Болгаробойцу. Зрячим Готлиб и она, прочие вокруг ни зги, пропущенные через страуса кроты. Нет ну каков нахал, раскорячив цирлы, выставил связи, перед, отрабатывая кон в жмурки. Больной но не весь стоял и тёр и Гримо. Какой быстрый нашёлся впрямь очень скоро далеко от алоди, не все инжиры в лесу суждено миновать. Пал на политрихум и сделал вид, затих. Расправились с Больным но не всем. Готлиб, беспременно неутрачиваемый кинжал, снова горло понять не может, отчего оно в проскрипции первым. Кровь из рассечённой плоти площадной водожилой, воспетой не выходя за пределы провинции. Нет ну каков нахал попытался в переговоры, ссылаясь, кое-что сберегли за жизнь и готовы предоставить. Готлиб бросился в ноги, повалив, Герда рухнула протезом в рот, проломив одонтопагусы и затылок (вот эти двое и вступили в дело, выказав, отчасти, части своих натур). Трёх джентльменов в определённой семантеме не стало. Криптоархеолог великодушно добивать бессознательного, старуха к Гримо, беспрестанно тёр, ослеплённый порошка, обходительностью Готлиба, якобы мирными Драгутина Дмитриевича.